«С детьми обращаемся, как с бандеролью»

Что происходит, когда ребенок-сирота при живых кровных родителях оказывается в приемной семье? Что стоит за вторичным отказом от приемного ребенка? Насколько опыт предыдущей жизни ребенка «повинен» в том, что приемная семья отказывается от него? Практически у каждого современного сироты осталась кровная семья, из которой его забрали. Была жизнь с мамой и папой, как правило, пьющими, неблагополучными. Но этих людей ребенок любил, продолжает любить и помнит о них. Оксана Решетова, руководитель ресурсного центра содействия семейному устройству при государственном «Шаталовском детском доме» из Смоленска рассказывает об исследовании, проведенном два года назад благотворительным фондом «Дети наши». В детских домах говорили с детьми о том, что, на их взгляд надо знать приемным родителям об их кровных родных. И оказалось, что дети хотят, чтобы в приемной семье знали о том, что их там любили, что папа, например, играл на гитаре, а мама жарила вкусную картошку, что были и плохие события, конечно, о которых лучше не говорить приемным родителям. Оказалось, что с детьми об их прошлой жизни, травматичной, тяжелой, но их единственной жизни никто толком не говорит. Да, обстоятельства их прошлого известны и сотрудникам детдома, и опеке. Но не свыше. А ребенку важно, чтобы между его прошлым, настоящим и будущим была связь. Каким бы ни было прошлое ребенка, но это его жизнь, его опыт. «Мы с детьми обращаемся, как с бандеролью», — говорит Ирина Алексеева, руководитель Петербургского фонда кризисной психологической помощи детям и подросткам «Новые шаги». Ирина говорит о том, что дети помнят, как их забирают из семьи, но ведь никто не говорит с ними о том, почему это происходит, никто не думает, как дети это понимают и интерпретируют: «Девочка двенадцати лет рассказала, что ее забрали из семьи, когда ей было восемь. Помнит, что было много народу в квартире, мама стояла за дверью, махала рукой, что-то говорила, но она не расслышала. Потом почти год девочка была в больнице, потом в детдоме. Ей никто не объяснил, что произошло. И она думала, что это потому, что с ней, именно с ней что-то не в порядке». Нередко последствия детской травмы воспринимаются как «испорченность» приемного ребенка, отмечает Ирина Алексеева: четырехлетняя девочка, видевшая сексуальные отношения ее пьющей матери, ведет себя, шокируя окружающих. «Чего же вы хотите, у нее „гены“, она испорченная». А на самом деле так ребенок проживает свою тяжелую травму. Приемным родителям также надо помнить, что травмированный ребенок не способен к быстрой перестройке, к скорости окружающей его жизни. А социальные институты вокруг приемной семьи не задумываются над этим. «Когда я спрашивала приемных родителей, нужен ли им психолог, они сказали, что им нужны репетиторы для ребенка в школе — доступные или бесплатные, хороший врач-невролог, который может отличить последствия психологической травмы от неврологии и психиатрии. И еще им нужна передышка, чтобы хотя бы иногда отдохнуть от приемного ребенка, а это невозможно совсем, ведь по закону приемный родитель не может оставить ребенка третьим лицам», — говорит Лика Железняк, психолог государственного Центра помощи семье и детям. После доклада к Лике подходит руководитель одной из опек Санкт-Петербурга. Она говорит, что приемным родителям очень важно рассказать, что такое травматичный опыт ребенка, очень важно поддержать их, прессуемых школой за неуспеваемость их детей, разъяснить, что вообще происходит с ребенком и почему он так себя ведет. Она говорит, что сейчас идет много отказов от детей. Особенно тяжело бабушкам с опекаемыми внуками. Бабушки, как близкие родственницы, даже по закону не проходят школу приемных родителей. Где уж им с подростками справиться. Одна, к примеру, суровая бабушка, прочитывала переписку внука в соцсети, заставляла вышивать вместе с ней крестиком и при этом покупала парню телефончик за 20 тысяч руб.. Она не верила, что его не раз хватали за руку — из-за школьных краж. Пока ей видео не показали. Сегодня подростка забрали в приют — не справилась бабушка, упорно отрицавшая, что ей нужна помощь, чтобы хотя бы попытаться понять ребенка.